интересно кто тебе ядро будет расскодировать китаезы гуттман или Шура Шишкин       

  Зарегистрироваться некогда - ядро нужно за май раскодировать - всю третичную структуру!

http://www.spectroline.com/content/uv-crosslinkers-lab

Вот таким варим клетки - РНКе хватает, энергии много даём.
Да - в-основном, кросслинкятся всего 2 буквы - U и С, не только U!

  Зарегистрироваться некогда - ядро нужно за май раскодировать - всю третичную структуру!

http://www.spectroline.com/content/uv-crosslinkers-lab

Вот таким варим клетки - РНКе хватает, энергии много даём.
Да - в-основном, кросслинкятся всего 2 буквы - U и С, не только U!

  Зарегистрироваться некогда - ядро нужно за май раскодировать - всю третичную структуру!

http://www.spectroline.com/content/uv-crosslinkers-lab

Вот таким варим клетки - РНКе хватает, энергии много даём.
Да - в-основном, кросслинкятся всего 2 буквы - U и С, не только U!

  800 долларов были огромные деньги по тем временам, это точно

  папч Альма Матерь тут 
http://www.pnpi.spb.ru/

  Но Гельфанд, словно хирург, безжалостно ставит диагноз.

— Пущинская наука обречена, у нее нет шансов выжить в нынешней ситуации. У ПНЦ нет времени, нет вменяемой стратегии, плюс кандалы на ногах в лице этих, кто «привык к статусу». Единственная возможность выжить — отстранить от принятия решений всех ученых старше 50 лет. Потому что помимо бреда величия они источают безнадежность.

Чтобы не быть голословным, Гельфанд назвал пофамильно тех, кого следует отстранить, но тут же заверил, что ко всем ним он очень хорошо относится и знает их со времен работы в Институте белка РАН, куда поступил в 1985 году после аспирантуры мехмата МГУ.

Там он решал математические задачи для биологов и в итоге занялся биоинформатикой, в которой преуспел. Уволился из Пущино в 1998 году, и сейчас работает в Институте проблем передачи информации в Москве.

Кроме такой административной люстрации в Пущино, по его мнению, требуется очень-очень много денег, чтобы сделать нормальный университет — большой, классический (см. статью «Спасательный круг для биотехнологии»). Деньги взять неоткуда, разве что найдется какой-нибудь миллиардер-меценат, который захочет оставить свое имя в истории.

— При устройстве Пущино изначально допущен стратегический просчет — не продумали, откуда брать молодых сотрудников. Пока первое поколение основателей было молодо, все было хорошо. Потом отчасти это решалось за счет административного ресурса — распределение, квартиры и т.п. Если бы Пущино пошло по пути Новосибирского академгородка, который с самого начала объединяет академические институты и университет, то был бы шанс. Сейчас так пытаются развивать Балтийский федеральный университет (создан в Калининграде в 2010 году по госпрограмме).

Гельфанд пояснил, что БФУ переманивает к себе перспективных ученых с помощью триады: зарплаты, которую дает университет, квартиры, которую дает губернатор, и научного оборудования, которое закупают на федеральные деньги по программе развития.

Теперь в Калининград приезжают сильные ученые сразу после защиты кандидатской, еще не успев «свалить» на запад. Многие, на самом деле, не хотят уезжать из России. И БФУ дает такой шанс. Хорошая зарплата и научный статус выше, чем был бы в Европе, — там постдок, а здесь — руководитель группы или лаборатории. Но для этого нужен большой университет, много студентов, много денег и административной воли. В Пущино всего этого нет. Там голосуют за коммунистов и ЛДПР, там витает «дух разложения от пущинского профсоюза», резюмирует ученый.

— В Пущино ведут исследования, подобные тем, о которых вы рассказали? С геномами мамонтов и неандертальцев, — мне хотелось бы найти какую-то брешь в диагнозе Гельфанда.

— Ну хорошо. Сколько в Пущино секвенаторов и сколько из них в работающем состоянии? Вопрос исследований в современной генетике — это вопрос секвенаторов. сколько секвенировано нуклеотидов в Пущино за 2014 год? Потом уже можно выяснять, какие это нуклеотиды.

Не получится вырастить что-то новое внутри очень старого, уверен он.

— Вы сторонник китайского варианта? Всех, условно говоря, «убить», и с нуля начинать?

— В какой-то другой стране я был бы сторонником «всех убить». В России нет. Убьют всех, но не тех, кого надо, потому что убиватели будут глупыми и злобными. И потом, кого бы ни задумали «убивать» в России, начнут с меня. Лучше строить новое рядом.

  http://scientific.ru/

  папч в ОНР я не вступал и с Мишкой и Борей Штерном я согласен не по всем вопросам 

  Но Гельфанд, словно хирург, безжалостно ставит диагноз.

— Пущинская наука обречена, у нее нет шансов выжить в нынешней ситуации. У ПНЦ нет времени, нет вменяемой стратегии, плюс кандалы на ногах в лице этих, кто «привык к статусу». Единственная возможность выжить — отстранить от принятия решений всех ученых старше 50 лет. Потому что помимо бреда величия они источают безнадежность.

Чтобы не быть голословным, Гельфанд назвал пофамильно тех, кого следует отстранить, но тут же заверил, что ко всем ним он очень хорошо относится и знает их со времен работы в Институте белка РАН, куда поступил в 1985 году после аспирантуры мехмата МГУ.

Там он решал математические задачи для биологов и в итоге занялся биоинформатикой, в которой преуспел. Уволился из Пущино в 1998 году, и сейчас работает в Институте проблем передачи информации в Москве.

Кроме такой административной люстрации в Пущино, по его мнению, требуется очень-очень много денег, чтобы сделать нормальный университет — большой, классический (см. статью «Спасательный круг для биотехнологии»). Деньги взять неоткуда, разве что найдется какой-нибудь миллиардер-меценат, который захочет оставить свое имя в истории.

— При устройстве Пущино изначально допущен стратегический просчет — не продумали, откуда брать молодых сотрудников. Пока первое поколение основателей было молодо, все было хорошо. Потом отчасти это решалось за счет административного ресурса — распределение, квартиры и т.п. Если бы Пущино пошло по пути Новосибирского академгородка, который с самого начала объединяет академические институты и университет, то был бы шанс. Сейчас так пытаются развивать Балтийский федеральный университет (создан в Калининграде в 2010 году по госпрограмме).

Гельфанд пояснил, что БФУ переманивает к себе перспективных ученых с помощью триады: зарплаты, которую дает университет, квартиры, которую дает губернатор, и научного оборудования, которое закупают на федеральные деньги по программе развития.

Теперь в Калининград приезжают сильные ученые сразу после защиты кандидатской, еще не успев «свалить» на запад. Многие, на самом деле, не хотят уезжать из России. И БФУ дает такой шанс. Хорошая зарплата и научный статус выше, чем был бы в Европе, — там постдок, а здесь — руководитель группы или лаборатории. Но для этого нужен большой университет, много студентов, много денег и административной воли. В Пущино всего этого нет. Там голосуют за коммунистов и ЛДПР, там витает «дух разложения от пущинского профсоюза», резюмирует ученый.

— В Пущино ведут исследования, подобные тем, о которых вы рассказали? С геномами мамонтов и неандертальцев, — мне хотелось бы найти какую-то брешь в диагнозе Гельфанда.

— Ну хорошо. Сколько в Пущино секвенаторов и сколько из них в работающем состоянии? Вопрос исследований в современной генетике — это вопрос секвенаторов. сколько секвенировано нуклеотидов в Пущино за 2014 год? Потом уже можно выяснять, какие это нуклеотиды.

Не получится вырастить что-то новое внутри очень старого, уверен он.

— Вы сторонник китайского варианта? Всех, условно говоря, «убить», и с нуля начинать?

— В какой-то другой стране я был бы сторонником «всех убить». В России нет. Убьют всех, но не тех, кого надо, потому что убиватели будут глупыми и злобными. И потом, кого бы ни задумали «убивать» в России, начнут с меня. Лучше строить новое рядом.

  Но Гельфанд, словно хирург, безжалостно ставит диагноз.

— Пущинская наука обречена, у нее нет шансов выжить в нынешней ситуации. У ПНЦ нет времени, нет вменяемой стратегии, плюс кандалы на ногах в лице этих, кто «привык к статусу». Единственная возможность выжить — отстранить от принятия решений всех ученых старше 50 лет. Потому что помимо бреда величия они источают безнадежность.

Чтобы не быть голословным, Гельфанд назвал пофамильно тех, кого следует отстранить, но тут же заверил, что ко всем ним он очень хорошо относится и знает их со времен работы в Институте белка РАН, куда поступил в 1985 году после аспирантуры мехмата МГУ.

Там он решал математические задачи для биологов и в итоге занялся биоинформатикой, в которой преуспел. Уволился из Пущино в 1998 году, и сейчас работает в Институте проблем передачи информации в Москве.

Кроме такой административной люстрации в Пущино, по его мнению, требуется очень-очень много денег, чтобы сделать нормальный университет — большой, классический (см. статью «Спасательный круг для биотехнологии»). Деньги взять неоткуда, разве что найдется какой-нибудь миллиардер-меценат, который захочет оставить свое имя в истории.

— При устройстве Пущино изначально допущен стратегический просчет — не продумали, откуда брать молодых сотрудников. Пока первое поколение основателей было молодо, все было хорошо. Потом отчасти это решалось за счет административного ресурса — распределение, квартиры и т.п. Если бы Пущино пошло по пути Новосибирского академгородка, который с самого начала объединяет академические институты и университет, то был бы шанс. Сейчас так пытаются развивать Балтийский федеральный университет (создан в Калининграде в 2010 году по госпрограмме).

Гельфанд пояснил, что БФУ переманивает к себе перспективных ученых с помощью триады: зарплаты, которую дает университет, квартиры, которую дает губернатор, и научного оборудования, которое закупают на федеральные деньги по программе развития.

Теперь в Калининград приезжают сильные ученые сразу после защиты кандидатской, еще не успев «свалить» на запад. Многие, на самом деле, не хотят уезжать из России. И БФУ дает такой шанс. Хорошая зарплата и научный статус выше, чем был бы в Европе, — там постдок, а здесь — руководитель группы или лаборатории. Но для этого нужен большой университет, много студентов, много денег и административной воли. В Пущино всего этого нет. Там голосуют за коммунистов и ЛДПР, там витает «дух разложения от пущинского профсоюза», резюмирует ученый.

— В Пущино ведут исследования, подобные тем, о которых вы рассказали? С геномами мамонтов и неандертальцев, — мне хотелось бы найти какую-то брешь в диагнозе Гельфанда.

— Ну хорошо. Сколько в Пущино секвенаторов и сколько из них в работающем состоянии? Вопрос исследований в современной генетике — это вопрос секвенаторов. сколько секвенировано нуклеотидов в Пущино за 2014 год? Потом уже можно выяснять, какие это нуклеотиды.

Не получится вырастить что-то новое внутри очень старого, уверен он.

— Вы сторонник китайского варианта? Всех, условно говоря, «убить», и с нуля начинать?

— В какой-то другой стране я был бы сторонником «всех убить». В России нет. Убьют всех, но не тех, кого надо, потому что убиватели будут глупыми и злобными. И потом, кого бы ни задумали «убивать» в России, начнут с меня. Лучше строить новое рядом.

  Но Гельфанд, словно хирург, безжалостно ставит диагноз.

— Пущинская наука обречена, у нее нет шансов выжить в нынешней ситуации. У ПНЦ нет времени, нет вменяемой стратегии, плюс кандалы на ногах в лице этих, кто «привык к статусу». Единственная возможность выжить — отстранить от принятия решений всех ученых старше 50 лет. Потому что помимо бреда величия они источают безнадежность.

Чтобы не быть голословным, Гельфанд назвал пофамильно тех, кого следует отстранить, но тут же заверил, что ко всем ним он очень хорошо относится и знает их со времен работы в Институте белка РАН, куда поступил в 1985 году после аспирантуры мехмата МГУ.

Там он решал математические задачи для биологов и в итоге занялся биоинформатикой, в которой преуспел. Уволился из Пущино в 1998 году, и сейчас работает в Институте проблем передачи информации в Москве.

Кроме такой административной люстрации в Пущино, по его мнению, требуется очень-очень много денег, чтобы сделать нормальный университет — большой, классический (см. статью «Спасательный круг для биотехнологии»). Деньги взять неоткуда, разве что найдется какой-нибудь миллиардер-меценат, который захочет оставить свое имя в истории.

— При устройстве Пущино изначально допущен стратегический просчет — не продумали, откуда брать молодых сотрудников. Пока первое поколение основателей было молодо, все было хорошо. Потом отчасти это решалось за счет административного ресурса — распределение, квартиры и т.п. Если бы Пущино пошло по пути Новосибирского академгородка, который с самого начала объединяет академические институты и университет, то был бы шанс. Сейчас так пытаются развивать Балтийский федеральный университет (создан в Калининграде в 2010 году по госпрограмме).

Гельфанд пояснил, что БФУ переманивает к себе перспективных ученых с помощью триады: зарплаты, которую дает университет, квартиры, которую дает губернатор, и научного оборудования, которое закупают на федеральные деньги по программе развития.

Теперь в Калининград приезжают сильные ученые сразу после защиты кандидатской, еще не успев «свалить» на запад. Многие, на самом деле, не хотят уезжать из России. И БФУ дает такой шанс. Хорошая зарплата и научный статус выше, чем был бы в Европе, — там постдок, а здесь — руководитель группы или лаборатории. Но для этого нужен большой университет, много студентов, много денег и административной воли. В Пущино всего этого нет. Там голосуют за коммунистов и ЛДПР, там витает «дух разложения от пущинского профсоюза», резюмирует ученый.

— В Пущино ведут исследования, подобные тем, о которых вы рассказали? С геномами мамонтов и неандертальцев, — мне хотелось бы найти какую-то брешь в диагнозе Гельфанда.

— Ну хорошо. Сколько в Пущино секвенаторов и сколько из них в работающем состоянии? Вопрос исследований в современной генетике — это вопрос секвенаторов. сколько секвенировано нуклеотидов в Пущино за 2014 год? Потом уже можно выяснять, какие это нуклеотиды.

Не получится вырастить что-то новое внутри очень старого, уверен он.

— Вы сторонник китайского варианта? Всех, условно говоря, «убить», и с нуля начинать?

— В какой-то другой стране я был бы сторонником «всех убить». В России нет. Убьют всех, но не тех, кого надо, потому что убиватели будут глупыми и злобными. И потом, кого бы ни задумали «убивать» в России, начнут с меня. Лучше строить новое рядом.

  Но Гельфанд, словно хирург, безжалостно ставит диагноз.

— Пущинская наука обречена, у нее нет шансов выжить в нынешней ситуации. У ПНЦ нет времени, нет вменяемой стратегии, плюс кандалы на ногах в лице этих, кто «привык к статусу». Единственная возможность выжить — отстранить от принятия решений всех ученых старше 50 лет. Потому что помимо бреда величия они источают безнадежность.

Чтобы не быть голословным, Гельфанд назвал пофамильно тех, кого следует отстранить, но тут же заверил, что ко всем ним он очень хорошо относится и знает их со времен работы в Институте белка РАН, куда поступил в 1985 году после аспирантуры мехмата МГУ.

Там он решал математические задачи для биологов и в итоге занялся биоинформатикой, в которой преуспел. Уволился из Пущино в 1998 году, и сейчас работает в Институте проблем передачи информации в Москве.

Кроме такой административной люстрации в Пущино, по его мнению, требуется очень-очень много денег, чтобы сделать нормальный университет — большой, классический (см. статью «Спасательный круг для биотехнологии»). Деньги взять неоткуда, разве что найдется какой-нибудь миллиардер-меценат, который захочет оставить свое имя в истории.

— При устройстве Пущино изначально допущен стратегический просчет — не продумали, откуда брать молодых сотрудников. Пока первое поколение основателей было молодо, все было хорошо. Потом отчасти это решалось за счет административного ресурса — распределение, квартиры и т.п. Если бы Пущино пошло по пути Новосибирского академгородка, который с самого начала объединяет академические институты и университет, то был бы шанс. Сейчас так пытаются развивать Балтийский федеральный университет (создан в Калининграде в 2010 году по госпрограмме).

Гельфанд пояснил, что БФУ переманивает к себе перспективных ученых с помощью триады: зарплаты, которую дает университет, квартиры, которую дает губернатор, и научного оборудования, которое закупают на федеральные деньги по программе развития.

Теперь в Калининград приезжают сильные ученые сразу после защиты кандидатской, еще не успев «свалить» на запад. Многие, на самом деле, не хотят уезжать из России. И БФУ дает такой шанс. Хорошая зарплата и научный статус выше, чем был бы в Европе, — там постдок, а здесь — руководитель группы или лаборатории. Но для этого нужен большой университет, много студентов, много денег и административной воли. В Пущино всего этого нет. Там голосуют за коммунистов и ЛДПР, там витает «дух разложения от пущинского профсоюза», резюмирует ученый.

— В Пущино ведут исследования, подобные тем, о которых вы рассказали? С геномами мамонтов и неандертальцев, — мне хотелось бы найти какую-то брешь в диагнозе Гельфанда.

— Ну хорошо. Сколько в Пущино секвенаторов и сколько из них в работающем состоянии? Вопрос исследований в современной генетике — это вопрос секвенаторов. сколько секвенировано нуклеотидов в Пущино за 2014 год? Потом уже можно выяснять, какие это нуклеотиды.

Не получится вырастить что-то новое внутри очень старого, уверен он.

— Вы сторонник китайского варианта? Всех, условно говоря, «убить», и с нуля начинать?

— В какой-то другой стране я был бы сторонником «всех убить». В России нет. Убьют всех, но не тех, кого надо, потому что убиватели будут глупыми и злобными. И потом, кого бы ни задумали «убивать» в России, начнут с меня. Лучше строить новое рядом.

  Но Гельфанд, словно хирург, безжалостно ставит диагноз.

— Пущинская наука обречена, у нее нет шансов выжить в нынешней ситуации. У ПНЦ нет времени, нет вменяемой стратегии, плюс кандалы на ногах в лице этих, кто «привык к статусу». Единственная возможность выжить — отстранить от принятия решений всех ученых старше 50 лет. Потому что помимо бреда величия они источают безнадежность.

Чтобы не быть голословным, Гельфанд назвал пофамильно тех, кого следует отстранить, но тут же заверил, что ко всем ним он очень хорошо относится и знает их со времен работы в Институте белка РАН, куда поступил в 1985 году после аспирантуры мехмата МГУ.

Там он решал математические задачи для биологов и в итоге занялся биоинформатикой, в которой преуспел. Уволился из Пущино в 1998 году, и сейчас работает в Институте проблем передачи информации в Москве.

Кроме такой административной люстрации в Пущино, по его мнению, требуется очень-очень много денег, чтобы сделать нормальный университет — большой, классический (см. статью «Спасательный круг для биотехнологии»). Деньги взять неоткуда, разве что найдется какой-нибудь миллиардер-меценат, который захочет оставить свое имя в истории.

— При устройстве Пущино изначально допущен стратегический просчет — не продумали, откуда брать молодых сотрудников. Пока первое поколение основателей было молодо, все было хорошо. Потом отчасти это решалось за счет административного ресурса — распределение, квартиры и т.п. Если бы Пущино пошло по пути Новосибирского академгородка, который с самого начала объединяет академические институты и университет, то был бы шанс. Сейчас так пытаются развивать Балтийский федеральный университет (создан в Калининграде в 2010 году по госпрограмме).

Гельфанд пояснил, что БФУ переманивает к себе перспективных ученых с помощью триады: зарплаты, которую дает университет, квартиры, которую дает губернатор, и научного оборудования, которое закупают на федеральные деньги по программе развития.

Теперь в Калининград приезжают сильные ученые сразу после защиты кандидатской, еще не успев «свалить» на запад. Многие, на самом деле, не хотят уезжать из России. И БФУ дает такой шанс. Хорошая зарплата и научный статус выше, чем был бы в Европе, — там постдок, а здесь — руководитель группы или лаборатории. Но для этого нужен большой университет, много студентов, много денег и административной воли. В Пущино всего этого нет. Там голосуют за коммунистов и ЛДПР, там витает «дух разложения от пущинского профсоюза», резюмирует ученый.

— В Пущино ведут исследования, подобные тем, о которых вы рассказали? С геномами мамонтов и неандертальцев, — мне хотелось бы найти какую-то брешь в диагнозе Гельфанда.

— Ну хорошо. Сколько в Пущино секвенаторов и сколько из них в работающем состоянии? Вопрос исследований в современной генетике — это вопрос секвенаторов. сколько секвенировано нуклеотидов в Пущино за 2014 год? Потом уже можно выяснять, какие это нуклеотиды.

Не получится вырастить что-то новое внутри очень старого, уверен он.

— Вы сторонник китайского варианта? Всех, условно говоря, «убить», и с нуля начинать?

— В какой-то другой стране я был бы сторонником «всех убить». В России нет. Убьют всех, но не тех, кого надо, потому что убиватели будут глупыми и злобными. И потом, кого бы ни задумали «убивать» в России, начнут с меня. Лучше строить новое рядом.

  Но Гельфанд, словно хирург, безжалостно ставит диагноз.

— Пущинская наука обречена, у нее нет шансов выжить в нынешней ситуации. У ПНЦ нет времени, нет вменяемой стратегии, плюс кандалы на ногах в лице этих, кто «привык к статусу». Единственная возможность выжить — отстранить от принятия решений всех ученых старше 50 лет. Потому что помимо бреда величия они источают безнадежность.

Чтобы не быть голословным, Гельфанд назвал пофамильно тех, кого следует отстранить, но тут же заверил, что ко всем ним он очень хорошо относится и знает их со времен работы в Институте белка РАН, куда поступил в 1985 году после аспирантуры мехмата МГУ.

Там он решал математические задачи для биологов и в итоге занялся биоинформатикой, в которой преуспел. Уволился из Пущино в 1998 году, и сейчас работает в Институте проблем передачи информации в Москве.

Кроме такой административной люстрации в Пущино, по его мнению, требуется очень-очень много денег, чтобы сделать нормальный университет — большой, классический (см. статью «Спасательный круг для биотехнологии»). Деньги взять неоткуда, разве что найдется какой-нибудь миллиардер-меценат, который захочет оставить свое имя в истории.

— При устройстве Пущино изначально допущен стратегический просчет — не продумали, откуда брать молодых сотрудников. Пока первое поколение основателей было молодо, все было хорошо. Потом отчасти это решалось за счет административного ресурса — распределение, квартиры и т.п. Если бы Пущино пошло по пути Новосибирского академгородка, который с самого начала объединяет академические институты и университет, то был бы шанс. Сейчас так пытаются развивать Балтийский федеральный университет (создан в Калининграде в 2010 году по госпрограмме).

Гельфанд пояснил, что БФУ переманивает к себе перспективных ученых с помощью триады: зарплаты, которую дает университет, квартиры, которую дает губернатор, и научного оборудования, которое закупают на федеральные деньги по программе развития.

Теперь в Калининград приезжают сильные ученые сразу после защиты кандидатской, еще не успев «свалить» на запад. Многие, на самом деле, не хотят уезжать из России. И БФУ дает такой шанс. Хорошая зарплата и научный статус выше, чем был бы в Европе, — там постдок, а здесь — руководитель группы или лаборатории. Но для этого нужен большой университет, много студентов, много денег и административной воли. В Пущино всего этого нет. Там голосуют за коммунистов и ЛДПР, там витает «дух разложения от пущинского профсоюза», резюмирует ученый.

— В Пущино ведут исследования, подобные тем, о которых вы рассказали? С геномами мамонтов и неандертальцев, — мне хотелось бы найти какую-то брешь в диагнозе Гельфанда.

— Ну хорошо. Сколько в Пущино секвенаторов и сколько из них в работающем состоянии? Вопрос исследований в современной генетике — это вопрос секвенаторов. сколько секвенировано нуклеотидов в Пущино за 2014 год? Потом уже можно выяснять, какие это нуклеотиды.

Не получится вырастить что-то новое внутри очень старого, уверен он.

— Вы сторонник китайского варианта? Всех, условно говоря, «убить», и с нуля начинать?

— В какой-то другой стране я был бы сторонником «всех убить». В России нет. Убьют всех, но не тех, кого надо, потому что убиватели будут глупыми и злобными. И потом, кого бы ни задумали «убивать» в России, начнут с меня. Лучше строить новое рядом.

  Но Гельфанд, словно хирург, безжалостно ставит диагноз.

— Пущинская наука обречена, у нее нет шансов выжить в нынешней ситуации. У ПНЦ нет времени, нет вменяемой стратегии, плюс кандалы на ногах в лице этих, кто «привык к статусу». Единственная возможность выжить — отстранить от принятия решений всех ученых старше 50 лет. Потому что помимо бреда величия они источают безнадежность.

Чтобы не быть голословным, Гельфанд назвал пофамильно тех, кого следует отстранить, но тут же заверил, что ко всем ним он очень хорошо относится и знает их со времен работы в Институте белка РАН, куда поступил в 1985 году после аспирантуры мехмата МГУ.

Там он решал математические задачи для биологов и в итоге занялся биоинформатикой, в которой преуспел. Уволился из Пущино в 1998 году, и сейчас работает в Институте проблем передачи информации в Москве.

Кроме такой административной люстрации в Пущино, по его мнению, требуется очень-очень много денег, чтобы сделать нормальный университет — большой, классический (см. статью «Спасательный круг для биотехнологии»). Деньги взять неоткуда, разве что найдется какой-нибудь миллиардер-меценат, который захочет оставить свое имя в истории.

— При устройстве Пущино изначально допущен стратегический просчет — не продумали, откуда брать молодых сотрудников. Пока первое поколение основателей было молодо, все было хорошо. Потом отчасти это решалось за счет административного ресурса — распределение, квартиры и т.п. Если бы Пущино пошло по пути Новосибирского академгородка, который с самого начала объединяет академические институты и университет, то был бы шанс. Сейчас так пытаются развивать Балтийский федеральный университет (создан в Калининграде в 2010 году по госпрограмме).

Гельфанд пояснил, что БФУ переманивает к себе перспективных ученых с помощью триады: зарплаты, которую дает университет, квартиры, которую дает губернатор, и научного оборудования, которое закупают на федеральные деньги по программе развития.

Теперь в Калининград приезжают сильные ученые сразу после защиты кандидатской, еще не успев «свалить» на запад. Многие, на самом деле, не хотят уезжать из России. И БФУ дает такой шанс. Хорошая зарплата и научный статус выше, чем был бы в Европе, — там постдок, а здесь — руководитель группы или лаборатории. Но для этого нужен большой университет, много студентов, много денег и административной воли. В Пущино всего этого нет. Там голосуют за коммунистов и ЛДПР, там витает «дух разложения от пущинского профсоюза», резюмирует ученый.

— В Пущино ведут исследования, подобные тем, о которых вы рассказали? С геномами мамонтов и неандертальцев, — мне хотелось бы найти какую-то брешь в диагнозе Гельфанда.

— Ну хорошо. Сколько в Пущино секвенаторов и сколько из них в работающем состоянии? Вопрос исследований в современной генетике — это вопрос секвенаторов. сколько секвенировано нуклеотидов в Пущино за 2014 год? Потом уже можно выяснять, какие это нуклеотиды.

Не получится вырастить что-то новое внутри очень старого, уверен он.

— Вы сторонник китайского варианта? Всех, условно говоря, «убить», и с нуля начинать?

— В какой-то другой стране я был бы сторонником «всех убить». В России нет. Убьют всех, но не тех, кого надо, потому что убиватели будут глупыми и злобными. И потом, кого бы ни задумали «убивать» в России, начнут с меня. Лучше строить новое рядом.